В ней отмечалось:

Реабилитация жертв политических репрессий идет уже более десяти лет. И с начала 90-х по нынешний день регулярно случаются скандалы. Случаев, когда надзорные органы оправдывают или стараются оправдать военных преступников, немало…

В частных беседах представители прокуратуры признаются, что реабилитация идет не совсем гладко. Вот что рассказал «Известиям» сотрудник одной из прокуратур Петербурга, по понятным причинам пожелавший остаться неназванным: «Сегодняшняя реабилитация так же незаконна, как и прошлые репрессии. Очень многое не продумано. Закон написан так, что прокурору гораздо легче реабилитировать человека, чем ему отказать. Были и негласные указания сверху не тянуть с реабилитацией… Получается, теперь оправдывать всех чохом? Под закон о реабилитации могут попасть и каратели, и старосты, и полицаи, и предатели, писавшие нацистам доносы. Интересно, что некоторым таким гражданам еще в 1989 году было отказано в реабилитации, но позднее их все-таки оправдали… Недавно генеральная прокуратура распорядилась покончить с архивными делами в этом году. Времени осталось немного. Конечно, если реабилитировать всех подряд – и героев, и предателей – успеть можно…»

Так и случилось: в спешке ли, по умыслу ли, но реабилитировали некоторых преступников, обоснованно осужденных в разные годы. А сейчас мы пожинаем плоды этой реабилитации, которые привели к фальсификации деятельности следственных и судебных органов, выражающееся в завышении количества «жертв политических репрессий».

С 2022 года Генеральной прокуратурой Российской Федерации отменено более 4 000 заключений о реабилитации предателей и пособников фашистских оккупантов. Такие примеры есть и по Владимирской области. И это как раз полицаи, прислужники гитлеровцев, изменники родине.

Вот конкретный пример:

1. Архивное следственное дело по обвинению Гарбуза Михаила Зенковича и Юрченко Якова Никифоровича по ст.19-58-1а УК РСФСР

До 1 июля 1941 года Гарбуз М.З. проживал в Киеве. 1 июля 1941-го его мобилизовали в Красную армию и направилин в запасной танковый полк. Этот полк, фактически учебный, перевели в Горьковскую область. В декабре 1941 г. Гарбуза М.З. из запасного полка перевели в рабочую колонну, а потом направили работать на оборонный завод в Дзержинске по причине «неблагонадежности». Учли его прежнюю судимость за хулиганство, судимости брата его жены, а также препирательства с политруком роты, которому Гарбуз заявлял, что «вы только болтаете и обманываете людей, как попы». Что он там еще говорил – неизвестно, но на фронт его командование предпочло не отправлять, велика была опасность, что при первой возможности он, учитывая тяжелое положение Красной армии в начальный период войны, добровольно сдастся в плен. Причем за антисоветскую агитацию его никто судить не собирался!

Надо отметить, что украинцев, особенно выходцев из Западной Украины, нередко старались убрать из действующей армии – стойкость и боеспособность таких частей явно была под вопросом. Не всех, конечно – среди украинцев было немало доблестных воинов, отмеченных высокими боевыми наградами.

Так Гарбуз М.З. оказался на заводе № 80 г.Дзержинска. Там он познакомился с еще двумя украинцами: уроженцем Сумщины Яковом Юрченко и неким Рубаном. Юрченко, как и Гарбуз, был мобилизован в Красную армию в июле 1941 года, попал в Коломну Московской области. Через две недели его признали негодным к военной службе по состоянию здоровья – такое случалось сплошь и рядом – и комиссовали. Направили на работу на тот же завод № 80. Рубан же, выходец с Черниговщины, также мобилизованный и также отчисленный из РККА, работал в Дзержинске в сапожной мастерской.

С мая 1942 года Гарбуз и Юрченко стали на квартире, где они проживали, встречаться с Рубаном. Жаловались на скудное житье и недостаток еды. Тогда Рубан высказал предложение бежать домой, на Украину. То, что на Украине хозяйничали немцы, его не смущало: «Немец там навел свои порядки, на Украине колхозов уже нет, там всю землю разделили по крестьянам и живут единолично, хлеба также всем дали в достаточном количестве, а здесь, у Советской власти, колхозники сидят без хлеба».

Договорились, что нужно идти до ближайшего Калининского фронта, пройти по лесам, обходя часовых, и сдаться немцам. Но в конце концов Гарбуз и Юрченко решили идти одни, без Рубана – у того не было с собой денег, да и одет он был в красноармейскую форму, что могло привлечь внимание патрулей.

13 июня 1942 года Гарбуз и Юрченко самовольно оставили работу и на поезде доехали до какой-то станции, дальше пошли пешком вдоль железнодорожного полотна, обходя посты лесом. Дойдя до станции Ундол¸ свернули в деревню Анфимиха, чтобы разжиться хлебом, где их 21 июня и задержала милиция.

Желания перейти линию фронта и найти хорошую жизнь при немцах на Украине ни Гарбуз, ни Юрченко на следствии и перед сокамерниками не скрывали. Готовы были и работать на немцев; более того, Гарбуз перед сокамерниками хвалился, что готов рассказать немцам все, что узнал о выпускаемой на заводе оборонной продукции.

Особым совещанием при НКВД СССР Гарбуз и Юрченко были признаны виновными в покушении на измену Родине и приговорены к 10 годам заключения в ИТЛ каждый.

В октябре 2001 года Гарбуз и Юрченко Гарбуз и Юрченко были реабилитированы как жертвы политических репрессий. Оснований принятого решения в заключении о реабилитации не приведено: жертвы – и все!

В ноябре 2023 года Прокуратура Владимирской области признала заключение о реабилитации незаконным и необоснованным. Ни тот, ни другой не преследовались ни за политические, ни за религиозные убеждения, к уголовной ответственности оба привлечены за совершение конкретных противоправных действий, без учета их социального происхождения и национальности, а доказательства их преступления, зафиксированные в уголовном деле, не вызывают сомнений в их объективности и подлинности. как итог – реабилитация Гарбуза и Юрченко признана недействительной.

Вот еще один яркий пример: архивное следственное дело по обвинению Ерохина-Губского Дмитрия Александровича по ст.58-1а УК РСФСР.

В мае 1948-го Дмитрий Губский, 1923 года рождения, уроженец Симферопольской области, на момент ареста проживавший в селе Клязьменский городок Ковровского района и работавший шофером на текстильной фабрике «Коммунар», был арестован органами МГБ за то, что «проживая на оккупированной немцами территории Крымской области, занимался предательской деятельностью. Ерохин-Губский неоднократно в качестве проводника участвовал в карательных операциях немецких войск против советских партизан… В целях избежания ответственности за совершённые им преступления, Ерохин-Губский с приходом частей Красной армии сменил фамилию Ерохин на Губского».

В сентябре 1947 года сотрудниками Крымского УМГБ был допрошен в качестве свидетеля Николай Ефимович Воронцов, в 1941-1942 гг. воевавший в одном из крымских партизанских отрядов. Воронцов сообщил, что ему неоднократно приходилось участвовать в боях с оккупантами и ходить в разведку. Партизаны держали связь с местным населением. Воронцов назвал некоторых жителей сел, которые немцами были расстреляны за связь с партизанами. Среди них он назвал жителей деревни Терноир Григория Борзова и Константина Куренского. Воронцов также показал, что примерно дней за десять до их ареста партизаны арестовали жителей этой же деревни Александра Ерохина и Бразинца за то, что они служили у немцев и румын проводниками к партизанским базам. От карательных акций партизаны несли потери, а разграбленные продовольственные и имущественные склады, куда проводники выводили карателей, снижали боеспособность партизан. Александр Ерохин и Бразинец за предательство были расстреляны партизанами. Такая же судьба ожидала и сына Александра Ерохина – Дмитрия, и Семена Азикова, также участвовавших в карательных акциях оккупантов, но предатели успели скрыться.

В ходе допросов свидетелей выяснилось, что главную роль в сопровождении оккупантов по партизанским базам играл не Ерохин-отец, а его сын, Дмитрий Ерохин, пошедший в услужение немцам почти сразу после оккупации Крыма. После налета на партизанские продовольственные базы Ерохин-младший в накладе не оказывался: часть продуктов он привозил себе домой. Свидетели видели, как Дмитрий после рейда пригнал целую грузовую машину продуктов (8 мешков муки, 2 бочонка меду, 2 бочонка повидла, разные крупы) к себе во двор, поделив их со своим подельником Бразинцом. В другой раз привез из леса на повозке красноармейские шинели, ватные брюки, сахар, муку, спички.

В ноябре 1943-го, когда Красная армия высадила десант на Керченском полуострове, Дмитрий Ерохин и еще ряд местных жителей (в том числе ранее сотрудничавшие с немцами) решили податься в партизаны. По своей воле или по заданию оккупантов – сказать трудно, хотя дальнейшая его деятельность позволяет предположить второй вариант. Оказались в 19-м партизанском отряде, которым командовал Яков Матвеевич Сакович.

Из показаний Я.М.Саковича: «В начале декабря 1943 года из моего 19-го партизанского отряда одновременно дезертировали следующие партизаны: Корниенко Николай с сестрой и Ерохин Дмитрий… В скором времени после дезертирства из моего отряда Корниенко Н., Корниенко Л. и Ерохина Д. на наш отряд в ночное время напали немецкие танки, с танков били по нашему отряду прямой наводкой, в результате чего было убито 5 партизан и трое ранены. Через партизанскую разведку мною было установлено, что танки были проведены в лес дезертирами. После чего я, как командир, дал задание поймать дезертиров… Корниенко Николай пойман был лично мною и сознался мне в том, что он был немцами привлечен как проводник танков на партизан…»

Ерохина Дмитрия удалось выманить в отряд в феврале 1944 года, его арестовали, но он сумел сбежать и прятался по окрестным селам. В селе Мамак через знакомого писаря управы сделал себе справку на фамилию Губский, как объяснял на следствии – из-за боязни быть привлеченным к ответственности за дезертирство из партизанского отряда.

После освобождения Крыма Ерохина-Губского призвали в Красную армию, он служил в 87-й стрелковой дивизии, в конце 1944-го в районе Либавы был ранен. После войны осел во Владимирской области.

Розыск предателей и пособников оккупантов органами безопасности велся с момента освобождения оккупированных территорий. В ходе таких мероприятий и был выявлен Ерохин-Губский.

В августе 1948 года Военным трибуналом Ерохин-Губский был признан виновным в измене Родине (ст.58-1а УК РСФСР). Учитывая, что на момент совершения преступления он был несовершеннолетним, а также его участие в боях против немецко-фашистских войск в составе действующей армии и ранение, вместо высшей меры наказания Ерохина-Губского приговорили к 10 годам лишения свободы.

В 1955 году при пересмотре дел по контрреволюционным преступлениям приговор Ерохину-Губскому был оставлен в силе.

А в 1992-м Ерохин-Губский был реабилитирован как «жертва политических репрессий». В обосновании такого решения сказано, что «доказательств совершения Ерохиным-Губским Д.А. насильственных действий в отношении граждан СССР в материалах дела не содержится».

В ноябре 2023-го Прокуратура Владимирской области признала данное заключение незаконным в связи с неправильным применением законодательства и недостаточной оценкой доказательств по делу. Отмечено, что Ерохин-Губский не преследовался ни за политические, ни за религиозные убеждения, не являлись основанием к привлечению к уголовной ответственности его социальное происхождение и национальность. Ему вменялось совершение конкретных противоправных действий, доказательства совершения которых в уголовном деле имеются.

В реабилитации Ерохину-Губскому отказали.

Знакомясь с архивными материалами, поневоле приходишь к выводу, что массовая реабилитация середины 50-х годов, а тем более конца прошлого века подчас имели мало общего с целями возвращения доброго имени невинно осужденным гражданам. Цели были большей частью политические: борьба с политическими противниками, путем обвинения их в терроре против собственного народа, кратно увеличив число «невинных жертв режима» путем фактически искусственного накручивания статистики.

Кстати, самая первая волна реабилитации в 1938-1940 гг., когда на место Ежова во главе НКВД был поставлен Берия, была куда объективнее: большое количество дел, как уголовных, так и разработок НКВД, было прекращено за отсутствием состава преступления, а «экономические» составы – хищения, нецелевое использование средств, злоупотребления по должности или халатность, коих действительно было предостаточно, перестали квалифицировать как контрреволюционные преступления. Так на территории Владимирского края с конца 1938 по 1941 гг. не было возбуждено ни одного уголовного дела по статьям «шпионаж» ст.58-6 УК РСФСР и всего одно по «вредительству» ст.58-7 УК РСФСР (прекращено за отсутствием состава преступления), за которыми в предыдущие годы, как правило, и скрывались «экономические» составы.

Плоды конъюнктурных фальсификаций с реабилитацией мы пожинаем сегодня. Выпущенные в 50-х годах на свободу националисты всех мастей – бандеровцы, «лесные братья» и прочие – стали знаменем неонацистов и русофобов в бывших союзных республиках. Немало последователей реабилитированных нацистов действуют против России в зоне СВО. А фактическая реабилитация предательства как жизненного принципа, внедряемая в массовое сознание с конца 80-х годов, породила совершающих в наши дни террористические и диверсионные акты на территории России граждан, не видящих ничего преступного в поджогах и взрывах: «никакого предательства, только бизнес». И оправдание их поведения частью населения: «Какие они шпионы и террористы? Они же дети!»

Фальсификация истории – далеко не безопасное явление. Это не про научные споры о разных трактовках тех или иных событий. Фальсификация истории – оружие информационной войны. И оно тоже может убивать!